— Мы же быстро. Давай сначала к нему, а потом к себе.

— Хорошо, — повеселел Артём. — Ну что? Забираем Шороха — и вперёд.

Волчок сам выскочил, едва они открыли дверь в кабинет Мэнтора, и радостно запрыгал вокруг ног Риты, радуясь свободе. Девушка подхватила его на руки, и все трое заспешили к дверям в жилые помещения. Ближе к двери Артём замедлил шаг, испытующе взглянул на Риту.

— А ведь Кассиус обмолвился. Заметила?

— Ты имеешь в виду… — Она оборвала себя и уточнила: — Имеешь в виду Кироса?

— Его. Интересного зверя ты вытащила из княжеских подвалов… — Он постоял немного, хмуря брови. А потом спросил: — Рит, а если старик ошибся?

— Мы все всё равно в выигрыше. Кассиус получит подтверждение или опровержение своим неожиданным надеждам. Мы выучимся магическим техникам быстрей, чем смели бы ожидать.

— Это всё понятно… — Артём снова покусал губы. Кажется, это движение в последнее время входит у него в привычку. — Жаль, я не могу изменить сознание и перестать думать о том, что взял за свой счёт всего неделю. — Он хотел было ещё что-то сказать, но внезапно уставился на девушку — с невольно надменным от тревоги видом.

— Ты чего? — удивилась Рита — и тут же поняла: он вспомнил, что она-то ушла с работы. И для него это стало неприятным воспоминанием.

— Ничего, — сухо ответил он. — Мы тратим время. Идём к Текеру.

Расспрашивать, где, в каком крыле казармы обитают охотники, не пришлось. Два коридорных перехода — и Артём с Ритой услышали дружный хор, в основном из мужских голосов. Двое поспешили на песню и, только приблизившись, расслышали, что у хора есть ещё и аккомпанемент — какой-то струнный инструмент и пара-тройка ударных. Дверь в помещение была открыта. Артём и Рита осторожно, чтобы не помешать певцам своим появлением, заглянули вовнутрь.

Наёмники праздновали победу над ворвавшимся было в город врагом. Они яростно и слаженно пели о том, как горцы-орлы доблестно отбивались, а потом гнали дохлых крыс-умертвий прочь от живых, как топтали их копытами своих лошадей, как страшные вражьи глаза потухали под мечами и алебардами, под палицами и топорами… Удивлённо улыбнувшись, Рита оглянулась на смущённого Артёма. Упоминалось, как анакс Артём, богатырь, смельчак и маг-молодец, ринулся на вражин и одним мановением руки разгромил и железную лодку, и полчища умертвий, после чего молодцам-охотникам осталось лишь гнать врагов за пределы города — и ах как жаль, что старшины велели возвращаться за городские стены: могли бы уничтожить всё войско Тёмного брата. Но старшинам видней: приказали — значит, где-то прятались и другие полчища предателей и умертвий… Время от времени мужской хор стихал — и тогда пронзительные женские голоса плакали-рыдали, поминая погибших поимённо. Но, едва стихал женский плач, снова вступал мужской хор, грозивший погибелью врагам за собратьев и соотечественников, полёгших сегодня на поле битвы. И снова в импровизированной песне воспевался могучий маг, анакс Артём, благодаря которому потери охотников в этот раз, несмотря на внезапный прорыв вражьего войска, были небольшими.

Грозная песня закончилась — и в огромном помещении повисла тишина. Артём прислонился к притолоке, будто вслушиваясь в отзвучавшее, опустил голову. Его лицо искажала мучительная гримаса. Он уже не столько проникся услышанными словами песни, сколько её дикой красотой и боевым настроем. Рита видела, как он мысленно перебирает моменты исполнения, представляя, как бы он переложил её на партитуру для своего хора, и видела, как клубится вокруг него та самая стихийная сила, о которой уважительно пели и которую славили охотники.

Ещё в помещении не заговорили и не задвигались, а только, видимо, кто-то из охотников оглянулся на дверь.

Шквал радости будто поднял океанскую волну.

Артёма и Риту, не успевших даже сообразить, каким образом всё произошло, внесло в помещение этой самой неуправляемой волной под могучий гомон: «Высокие гости пришли к Текеру!» и посадило рядом с Текером. Тот, оказывается, сидел на своей кровати-топчане, и невысокая женщина, в мужской одежде наёмников, но в мохнатой шапке охотника, караулила его, чтобы не встал раньше времени. Так потом объяснили почётнейшим гостям охотники.

Охотник ещё был слаб. Целители, конечно, поработали с ним неплохо, но какая разница между обычным человеком и магом — это Рита вспомнила Кироса. Тот тоже был слаб после воскрешения, но держался так, словно просто чем-то переболел. А сейчас выздоравливает. А Текер плохо умел набирать силу для выздоровления. Нет, он, как и остальные, владел главными приёмами набора силы. Но магических сил у него всё же было маловато.

Толпа наёмников с жадностью и с трудом сдерживаемой радостью внимала беседе с выздоравливающим, пока Артём не упомянул, как ему и Рите понравилось пение горцев. А Текер слабо спросил:

— А в вашем мире какие поют песни?

— Разные, — улыбнулась девушка.

Новая волна хлынула на двоих — упрашиваний спеть хоть что-нибудь.

Артём первым понял, что лучше не чваниться, чтобы не разочаровать народ. Он кивнул Рите. Та пожала плечами.

— Выбирай.

— «Степь»? — неуверенно спросил парень.

Рита незаметно вздохнула. В каникулы перед последним курсом, под конец августа, он заявил ей, что ему хочется чего-то дикого. Например, проехаться вдоль Волги на машине — с ночевой либо в самой машине, либо в местных гостиницах. Результатом поездки стала дипломная работа Артёма — в его обработке хор исполнил «Ах, ты, степь…», и это стало событием на курсе. И не потому что руки волшебные, а потому, что дирижёр пропитался тем запахом, теми рассветами и закатами, которые они встречали вдвоём в волжских степях.

— У нас есть любимая песня, — сказала Рита охотникам — и те сразу притихли, рассаживаясь и приготовляясь слушать. — Мы родились не в стране гор, а в стране равнин и длинных и больших рек. Одна, самая большая, называется Волга. Её берега — это чаще всего степь. В старину по этой реке ходили корабли, и те, что потяжелей, тянули наёмные люди, идущие по берегу. Их называли бурлаками.

Артём собрался с мыслями и откашлялся. Дирижёры имели свой час вокала в неделю, и у парня был неплохой баритон. Эту песню они пели не раз, оставаясь вдвоём. Ещё до выпускных экзаменов. Начал он вполголоса:

— Ах, ты, степь широкая… Степь раздольная…

— Ах, ты, Волга-матушка!.. — подхватила Рита. Печаль женщины словно обвивала его голос, вплетаясь в зов тоскующего по силе мужчины. — Волга вольная…

Она забылась в звучании этой неспешной, этой словно разливающейся здесь и сейчас песне… Снова увидела замершую недалеко от высокого речного берега машину, у которой они стояли и под синей небесной бездной смотрели на огненно-багряный закат, обещавший наутро сильный ветер. И — бесконечная степь под ногами…

— Ой, да не степной орёл подымается… То речной бурлак разгуляется!..

А потом, уже в темноте, они бродили поблизости от машины и в небольшом овражке собирали сухие ветки низких кустарников, чтобы затеплить небольшой костерок… И огонь потрескивал на тонких, ломких от засухи ветках, а вокруг шелестели травы и сверчки стрекотали так, словно специально собрались поглядеть на костёр и вторили ему, а потом, когда огонь опал и лишь сучки переливались алыми перебежками внутреннего огня, стало слышно, как тихонько вскрикивают-перекликаются ночные птицы, а кто-то рядом осторожно шныряет в травах, шурша сухим…

— Не летай, орёл, низко ко земле… Не гуляй, бурлак, близко к берегу!..

И машина остыла только к утру, а то Рита всё прикасалась к ней время от времени и поражалась, как долго держится тепло… А горечные запахи сухих трав и горячего ветра оставались в памяти словно на веки вечные.

Заканчивая песню, они не сразу заметили, что охотники, раскрыв рты, оглядываются вокруг, присматриваясь к чему-то невидимому, что хотелось увидеть, потому что ветер, необычно жаркий и сухой, будто обвеял громадное помещение, принеся запахи тёплого, летнего сеновала…

Уже у себя Рита шутливо обвинила его: